Почему бизнес не вкладывает деньги в пермь
Александр Агапитов — одна из самых ярких молодых звезд российской ИТ-индустрии. В клиентах у его платежной системы Xsolla — платформы Steam и Twitch, разработчики Ubisoft и PUBG Corp. и другие гиганты игровой индустрии. 34-летний предприниматель все время в разъездах по миру, интервью журналу РБК он дает по телефону из Лондона. Но Агапитов не забывает о корнях. «Мой стандартный разговор на деловой встрече в любом уголке планеты начинается примерно так: «Есть на свете такой город — Пермь. В нем много хороших университетов и умных специалистов. Они и сделали продукт, который я вам хочу сегодня показать», — рассказывает Александр
Матрасы на подоконниках в Xsolla создают для разработчиков дополнительные зоны отдыха с видом на Каму
Xsolla работает с большими объемами данных, поэтому считает суперкомпьютер DGX Station от Nvidia успешной инвестицией
Пермь, малая родина Агапитова и традиционно мощный промышленный центр, в 2000-х переживший культурную «перезагрузку», прежде не ассоциировался с технологической отраслью. Однако за последние годы в уральском городе-миллионнике выросло целое поколение крупных ИТ-компаний с международными амбициями: как минимум 12 местных резидентов работают на рынках США, стран Европы и Азии. Журнал РБК выяснил у представителей «пермской волны», как им удается сдерживать «отток мозгов» в Москву и за рубеж и при этом масштабировать бизнес на глобальном уровне.
Руководители команд в Перми раз в квартал приезжают в Лос-Анджелес, чтобы обсудить работу над продуктом
«Я скорее американский предприниматель, чем российский», — признается Агапитов. Из 13 лет существования Xsolla в России он провел всего четыре. С 2009 года Александр живет в Лос-Анджелесе, США — главный для Xsolla рынок, на который приходится 25% выручки компании. Общий объем доходов Xsolla не раскрывает. Агапитов лишь уточняет, что в 2017 году показатель вырос на 30%, а в 2018-м увеличивается «чуть быстрее». Россия — лишь 8% доходов компании, выручка российского юрлица компании в 2017 году составила 6 млрд руб. «Наши клиенты — разработчики игр, а не пользователи. В России успешных игровых проектов не так много», — констатирует бизнесмен.
Но Пермь остается главным центром разработки Xsolla. Если в Лос-Анджелесе в компании работают 50 человек, в Сеуле — 10, то в пермском офисе — 200. «В России лучшие программисты, хотя зарплаты у них по сравнению с американскими коллегами ниже», — не скупится Агапитов на комплименты. Чтобы нивелировать эту разницу и вдохновить подчиненных, Александр создает максимально комфортные условия труда.
Пермский офис Xsolla ничем не уступает рабочим пространствам корпораций масштаба Google и «Яндекса». Расположен он в центре города, на Комсомольском проспекте — Компросе, как говорят местные. Xsolla занимает 2,5 тыс. кв. м на трех этажах современного бизнес-центра, вокруг десятки кафе и магазинов. «Мы часто направляем сюда американцев. Они с удовольствием ездят и говорят, что научились чему-то новому», — заверяет Агапитов.
Для журнала РБК компания организует экскурсию по офису, которую проводит директор административного отдела Надежда Тупикина. Свои обязанности она описывает как «тотальную заботу». Каждый день в десять утра сотрудников ждет завтрак, в течение дня — закуски и напитки. Повсюду расставлены контейнеры для сбора пластика, комнатные растения, развешены картины и плакаты. «Это было первое, что я заказала в офис», — показывает Тупикина на «ростовое» зеркало в одном из коридоров.
Офис Xsolla занимает три этажа и «Чердак» — пространство под крышей, где можно проводить неформальные мероприятия
Кофемашины для офиса выбирал лично Шурик — так сотрудники называют Агапитова. В США популярны модели со стеклянными колбами, ими по совету основателя и заменили капсульные кофеварки. Для работников оборудованы душевые: летом в Перми отключают горячую воду, а часть персонала приезжают на работу на велосипеде. В мансарде поместилась зона для отдыха «Чердак», где недавно, например, проводила лекцию об искусственном интеллекте команда приложения Prisma. «Везде есть салфетки, маркеры, другие мелочи, все чистое — я вижу в этом большой смысл и отдачу», — объясняет Тупикина.
Гордость офиса — суперкомпьютер Nvidia стоимостью 6 млн руб., для которого оборудовали отдельное помещение с низкой температурой и защищенным доступом. «Машинное обучение — одно из трендовых направлений, которое мы не хотим проморгать», — объясняет смысл покупки Агапитов. По его словам, суперкомпьютер экономит расходы на обучение нейросети Xsolla: каждый эксперимент с технологией обходится в $3–5 тыс.
Искусственный интеллект и другие передовые технологии в России вообще и в Перми в частности «на голову выше», чем за рубежом, убежден основатель пермской компании: «Когда про машинное обучение заявляет стартап из России, скорее всего, у него есть и нейронные сети, и серьезные алгоритмы. Когда об этом заявляет европейский или американский стартап, обычно там простая формула в Exсel».
Но проблема в том, что в стране «ничего не знают про маркетинг и финансы», продолжает Агапитов. Сам он отвечает за стратегию развития Xsolla и «постоянно учится маркетингу» в США. «То, что российские разработчики называют продуктом, является технологией, — объясняет бизнесмен. — Продуктом технология становится после «маркетинговой обертки или создания бизнес-модели». Учат ли этим азам в Перми?
Политех и Универ — так сокращенно называют в Перми два главных вуза, Пермский национальный исследовательский политехнический университет (ПНИПУ) и Пермский государственный национальный исследовательский университет (ПГНИУ). Почти все основатели ИТ-компаний, с которыми журнал РБК встретился в Перми, окончили один из них.
О качестве профильного образования можно судить хотя бы по тому факту, что студенческая команда ПГНИУ в последние два года выходила в финал международного чемпионата по спортивному программированию АСМ ICPC. В 2018 году конкурс проходил в Пекине, деньги на поездку ребятам дали спонсоры — компании Xsolla и Knoema.
Основатель Knoema Владимир Бугай приходит на встречу в кофейне в центре Перми в красной футболке Универа, своей альма-матер. Knoema — агрегатор статистических данных с инструментами для их визуализации с выручкой в несколько миллионов долларов в год и офисами в России, Индии и США.
«С данными и аналитикой связана вся моя карьера», — говорит Владимир. Феномен ИТ-бума в городе он связывает с историей компании «Прогноз»: по оценке Бугая, в этой компании успели поработать едва ли не половина всех пермских разработчиков, маркетологов и других специалистов. «Изучать ИТ-среду Перми, не зная истории «Прогноза», невозможно», — категоричен Бугай.
«Прогноз» основал математик и экономист Дмитрий Андрианов в 1991 году (в 2016-м покинул пост гендиректора компании). Компания разрабатывала и продавала софт для бизнес-аналитики, ее клиентами в разные годы были «Газпром», «Сибур», Coca-Cola, Сбербанк, Danone, CNBC и другие. В «Прогнозе» работали основатель международной криптобиржи Lykke Сергей Ивлиев, основатель разработчика информационно-аналитических систем Databriz Михаил Кудринский, основатель сервиса по визуализации данных Slemma Алексей Юдин и даже нынешний губернатор Пермского края Максим Решетников. В 2012 году компания получила свою максимальную выручку 4,05 млрд руб. и прибыль 252 млн руб., число ее сотрудников превышало 1,6 тыс. человек. Тогда же «Прогноз» взял кредит в $30 млн у Европейского банка реконструкции и развития (ЕБРР) для международной экспансии. До конца 2014 года компания выплачивала проценты по займу, но из-за резкого падения курса рубля к доллару не смогла обслуживать долги и сейчас находится в стадии банкротства (по данным СПАРК, «Прогноз» является ответчиком по 49 арбитражным делам на сумму более 155 млн руб.).
Бугай работал в «Прогнозе» в течение десяти лет с 2000 года, начинал с позиции разработчика, уходил с должности заместителя гендиректора — развивать собственный стартап. В 2018-м Бугай покинул и Knoema, уступив кресло главы компании уроженцу Белоруссии Владимиру Эскину, живущему в США. О причинах перестановок Бугай говорить не хочет: «Мы изначально позиционировали Knoema как международную компанию, у нее клиенты по всему миру». С апреля предприниматель работает техническим директором и партнером в венчурной компании SmartHub из Калининграда, но остается совладельцем Knoema.
С «золотым периодом» «Прогноза» по времени совпал и культурный проект тогдашнего губернатора Пермского края Олега Чиркунова, который тоже создал почву для удержания в городе высококвалифицированных профессионалов, считает Бугай. С 2004 по 2012 год в городе проводилось множество фестивалей, худруком местного театра оперы и балета был назначен знаменитый дирижер Теодор Курентзис, а на набережной появился популярный у фотографов арт-объект «Счастье не за горами» — главный символ «чиркуновской» Перми.
Пример культурного преображения города в беседе с журналом РБК приводит Андрей Клименко, основатель компании — разработчика софта для защиты авторских прав Teleport: если до середины 2000-х классический день города состоял из «концерта какой-нибудь звезды в парке, на котором зрителям на головы падали пивные бутылки», то сегодня это, как правило, «спокойные массовые мероприятия без алкоголя и со множеством активностей для людей». Когда после смены губернатора проект свернули, многие осознали, как важна та часть города, которая не связана с работой, заключает Клименко.
Арт-объект «Счастье» появился в Перми в 2009 году и с тех пор «засветился» в нескольких фильмах и клипах
«Я уральский человек и считаю, у нас уникальная природа. Вы читали [книгу писателя Алексея] Иванова «Географ глобус пропил»? Он немного прославил наш город, фильм тоже тут снимался», — увлеченно рассказывает Бугай. В Перми ему нравится все, кроме погоды. В день интервью в конце июня на улице примерно +30°C, по городу летает тополиный пух, но еще 1 июня падал снег. «Если бы у нас был такой климат [как летом] хотя бы шесть месяцев в году, тогда был бы рай. Но это максимум до середины августа», — сетует Бугай.
Уроженцы Перми на малой родине могут сделать больше, чем в других городах, рассуждает он: «В нас здесь много вложили, надо отдавать обратно». Впрочем, утечка мозгов неизбежна и начинается уже со школы. «Про пермские компании мало знают, поэтому родители в поисках лучших жизненных возможностей отправляют детей учиться в Москву уже со школьной скамьи», — сокрушается основатель Knoema. В последние два года он занимается «популяризацией пермских ИТ»: например, активно участвует в телепередачах, которые по вечерам в прайм-тайм показывают по местному телевидению.
«Когда мы работали в «Прогнозе», то обороняли пермский рынок от «варягов», — вспоминает бизнесмен. Благодаря этому, по его мнению, в городе нет офиса ни одной «федеральной» ИТ-компании — «Яндекса», Mail.Ru Group, «Лаборатории Касперского» и других. Бугай в этом видит в основном плюсы: в региональных офисах корпораций специалист «вырастает» и переезжает в более крупный город. «У них нет цели развивать локальный рынок: они забирают кадры, а потом «будь что будет», — критикует гигантов предприниматель.
Еще один плюс ведения бизнеса в Перми — уровень зарплат. «Крутой» разработчик в городе получает 100–150 тыс. руб., в Москве — в среднем вдвое больше, сравнивает Бугай. С этим тезисом не согласен основатель компании — разработчика софта для видеонаблюдения Macroscop Артем Разумков: по его мнению, более низкие зарплаты едва ли можно записать в конкурентные преимущества Перми. В этом смысле приход крупных игроков был бы, наоборот, полезен: средний уровень оплаты труда айтишников бы вырос, подчеркивает он.
Разумков недавно вернулся из двухмесячного путешествия по США и Европе. Артем ездил по технологическим хабам и обсуждал условия работы и зарплаты с местными сотрудниками. Он побывал в Вашингтоне, Атланте, Хьюстоне, Остине, Чикаго, Филадельфии, Лос-Анджелесе, Кремниевой долине и Лондоне. Пермь — город с хорошим потенциалом, но низким уровнем развития экосистемы, делится своими выводами предприниматель. «В Москве есть «Яндекс», в Санкт-Петербурге — «ВКонтакте», в Новосибирске — 2GIS, а в Перми такой крупной компании нет», — говорит Разумков. К примеру, выручка Macroscop, по его словам, в 2017-м составила менее $10 млн.
«Одна из моих целей была вернуться в Пермь. Хотелось сделать что-то хорошее для региона», — рассказывает директор «Технопарка Пермь» Владимир Баландин. Пятнадцать лет он проработал в Сбербанке, где развивал онлайн-продукты и «дослужился» до позиции начальника отдела. С 2000 года Владимир жил в Москве и Санкт-Петербурге. «В Питере, к сожалению, было тяжело эмоционально, там болота и трудно с любой инноватикой», — вспоминает бизнесмен.
Супруга и дети Владимира отказались переезжать вместе с ним в Северную столицу: некоторое время жили в Москве, потом вернулись в родной город. «Я в Москве за все годы на выходные оставался три-четыре раза», — подсчитывает Владимир. Ему до сих пор сложно привыкнуть, что в течение дня можно организовать две-три встречи: «В Москве одна встреча — и день уже закончился».
Открыть «Технопарк» Баландину предложили пермские предприниматели. В конце 2016 года Владимир вернулся в родной город, в начале 2017-го создал дизайн-проект «Технопарка», а в октябре того же года сдал его первым арендатором. Баландин и трое его партнеров вложили в проект 10 млн руб. «В Перми высокое качество образования, много головастых людей, но проблема региона в том, что люди уезжают. Наша задача была их не только остановить, но и еще вернуть обратно», — рассказывает директор «Технопарка». И хотя пока вернувшихся нет, Артем Разумков уверен, что проект Баландина «упрощает жизнь айтишников».
Первый офис Macroscop находился в помещении университета, где «прежде дворники хранили метлы, а с потолка сыпалась штукатурка», второй — в бизнес-центре по соседству с магазином семян и «Обществом трезвости», вспоминает основатель компании. Так что специализированная ИТ-площадка пришлась в городе к месту, уверен он.
«Технопарк» площадью 7,5 тыс. кв. м занимает несколько этажей в здании промышленно-производственной группы ИОЛЛА. Согласно проекту, на территории появятся четыре «центра компетенций»: робототехника и искусственный интеллект, мультимедиа и VR, финансовые технологии и блокчейн, а также инновационное производство. Пока здесь работают 16 компаний. Сдано около 60% площади, но в коридорах довольно пустынно.
Оставить много свободного пространства Баландин задумал заранее: специалисты должны иметь возможность прогуляться, посидеть на диване с чашкой кофе, воспользоваться конференц-залом или переговорной. «Когда десять лет сидишь друг напротив друга весь день, наступает эмоциональное выгорание», — предупреждает бизнесмен.
Аренда стоит 820 руб. за квадратный метр. Баландин ведет переговоры со «Сколково» о том, чтобы «Технопарк» стал региональным представительством фонда, а его резиденты получили те же налоговые льготы, что резиденты московского технопарка. Если получится, экономия на налогах составит до 70%, воодушевлен предприниматель. «Давайте позволять регионам создавать такие же зоны. Мы бы не хотели вырастить здесь специалиста, который в лучшем случае уедет в Москву, а в худшем — в Штаты, Европу или Азию», — резюмирует он.
Одного из роботов в Promobot научили продавать цветы — он консультировал покупателей и отвечал на вопросы
Пермская компания Promobot разбивает стереотип о невозможности глобальной экспансии из провинции. Первый офис робототехнической компании располагался на окраине города в гараже. «Там текла крыша, мы приходили с утра, сушили мониторы компьютеров, а потом работали», — вспоминает сооснователь Promobot Олег Кивокурцев.
Во время учебы в Политехе он познакомился с будущими партнерами по бизнесу — Максимом Утевым и Игорем Еремеевым, сейчас они занимают должности главного конструктора и технического директора Promobot. На конференции в Перми Кивокурцев познакомился с местным бизнесменом Алексеем Южаковым, который согласился инвестировать в стартап $10 тыс. (тогда 300 тыс. руб.). На эти деньги трое друзей собрали первый прототип Promobot. Когда не хватало инструментов для сборки, брали их у «мужиков из автосервиса»: в гаражном массиве работали еще несколько компаний — Олег и его друзья между собой называли это место «гаражный кооператив «Технопарк». Когда другие обитатели гаражей проходили мимо, то в шутку спрашивали: «Как поживает ваш филиал «Сколково»?» Кивокурцев отвечал, что строит ракету: первая версия робота действительно напоминала космический носитель.
Клиентов сооснователь Promobot искал среди знакомых предпринимателей. В итоге первая партия из десяти роботов была распродана за три месяца по ценам в диапазоне от 300 тыс. до 500 тыс. руб. Два робота отправились в Москву, остальные — в торговые центры и гостиницы Перми: Promobot отвечал на вопросы покупателей, мог консультировать и рекламировать товары. На заработанные деньги Кивокурцев и его партнеры арендовали под новый офис 60 кв. м в здании бывшего лакокрасочного завода, наняли сотрудников и запустили серийное производство. Детали выпускали пермские заводы — «ПромЛазер», Станкозавод, «Привод» и другие, но финальная сборка по-прежнему происходила вручную.
В отличие от Москвы в Перми удобная логистика — перечисляет преимущества жизни в родном городе Олег. Он сравнивает Пермь с китайским Шэньчжэнем, на фабриках которого собирается большая часть электроники и бытовой техники в мире. «За один день ты можешь съездить на производство и пластика, и металла, и электроники, а потом приехать в офис и поработать, а в Москве ты съездишь в два места и потратишь на это весь день», — сетует Кивокурцев.
С момента основания компании он активно участвовал в конференциях и других отраслевых мероприятиях, это всегда приносило новые заказы. В 2016 году журнал Forbes включил Олега в глобальный рейтинг самых ярких предпринимателей до 30 лет. «Благодаря этому мы попали в прайм-тайм на «Первом канале», — с улыбкой вспоминает предприниматель.
Около 20 человек занимаются в сборкой роботов, еще шестеро — протягивают провода, десять — создают корпус
Нынешний офис Promobot находится недалеко от центра Перми, сотрудники сидят вплотную друг к другу — в помещении есть прозрачная «переговорка», но отдельных кабинетов не видно. На 600 кв. м работают 68 человек, в здании сильно пахнет клеем и пластиком — роботов собирают тут же. Они передвигаются среди людей, на некоторых наклеены записки «не трогать», «не вынимать батарею»: так тестировщики механики предупреждают программистов, что робот занят и в него нельзя загружать новый софт, объясняет Кивокурцев. В сентябре компания переедет в другой офис, также недалеко от центра, площадью уже 2 тыс. кв. м. Снять недорогой офис на окраине Promobot не может: «Не у всех разработчиков есть машины, а тратить много времени на дорогу они не хотят».
В линейке Promobot уже четыре версии робота, из них две — в серийном производстве. В июне 2018 года компания заключила договор на поставку 2,8 тыс. роботов в США с американской Intellitronix (специализируется на светодиодном оборудовании). Сумма контракта — $56,7 млн на пять лет. В течение трех лет в стартап инвестирует 450 млн руб. компания «ВЭБ Инновации». Выручку Promobot Кивокурцев не раскрывает, ссылаясь на соглашение еще с одним инвестором — Фондом развития интернет-инициатив (ФРИИ). Всего в мире работают уже около 320 роботов пермской сборки, в 2018‑м к ним добавятся еще 137, в 2019-м — 250, а с 2022-го Promobot надеется выйти на объем производства 100 роботов в месяц. В рознице стоимость модели колеблется в диапазоне 1,2–1,7 млн руб.
В США дорогой труд и материалы — объясняет Кивокурцев интерес к пермским роботам за океаном. «У нас металл в Перми прямо под землей: копнул и достал железо. А зарплата местного программиста в $1 тыс. в месяц в Штатах превратится уже в $10 тыс.», — констатирует предприниматель.
Playkey разрабатывает сервис, который позволит даже на устаревшем «железе» играть в современные игры (Фото: Playkey)
«Вчера смотрел, сколько стоит самая дорогая квартира в Перми. Выше 20 млн руб. всего два предложения на «Яндекс.Недвижимость». В Москве же дороже 1 млрд руб. тысячи предложений», — рассказывает журналу РБК основатель компании Playkey Егор Гурьев. Он арендует офис в здании через дорогу от «Технопарка Пермь». В кабинете ничего лишнего: стул и стол с компьютером, голые окна без жалюзи и штор. «Человеку в сфере ИТ больше ничего и не надо», — отвечает Гурьев на замечание об аскетичном интерьере.
Playkey — облачная игровая платформа, которая позволяет с любого, даже «слабого» устройства с выходом в интернет запускать современные «мощные» видеоигры. Летом 2017 года компания привлекла $2,8 млн от ФРИИ, а конце года вышла на ICO, в ходе которого собрала около $10 млн — это самый успешный результат среди пермских компаний. У Playkey около 100 тыс. пользователей, которые платят за подписку, но прибыли пока нет, говорит Гурьев. Он не раскрывает выручку компании, уточняя лишь, что показатель «больше $1 млн, но меньше $10 млн».
Деньги от ICO Гурьев потратит на экспансию в другие страны — сервис уже доступен в Германии и Великобритании. «Полгода назад блокчейн был хорошей темой привлечения финансирования. Люди продавали машины и квартиры, чтобы инвестировать в крипту. По многим [обвал рынка криптовалют] ударит больно, но было грех не взять [деньги через механизм ICO]», — заключает основатель компании.
Для Гурьева Playkey — второй бизнес. В 2017 году он продал свою компанию Enaza группе Softline. Основанная в 2009 году Enaza продавала игры, музыку и антивирусный софт через таких партнеров, как «Связной», «Ростелеком» и «ЭР-Телеком». «В России был всего один покупатель. Раз он сделал предложение, было глупо отказываться», — вспоминает сделку Гурьев. Он признается, что со временем готов расстаться и с Playkey: «Компания не может существовать бесконечно долго, ее можно либо продать на пике, либо сидеть в ней до конца».
В составе совета директоров Playkey — венчурный инвестор и вице-президент Российской ассоциации криптовалют и блокчейна Дмитрий Сутормин и бывший партнер бизнесмена Константина Малофеева Евгений Жуланов. Как писал журнал РБК, Сутормин и Жуланов могут быть связаны с работой криптобиржи Wex. «Они помогли поставить Enaza на ноги», — говорит о партнерах Гурьев: Жуланов раньше работал директором по маркетингу в пермском филиале МТС, где наладил «контакты с телеком-провайдерами», а Сутормин развивал дистрибуцию контента в «ЭР-Телекоме» — там он и познакомился с основателем Enaza.
Сутормин напрямую не управляет проектами, в которые инвестирует. Помимо стартапов Гурьева он инвестировал €1 млн в пермского производителя софта для промышленных роботов RCML, получив в обмен долю в 75%.
В 2018 году RCML заключила соглашение о партнерстве с китайским производителем бытовой техники Haier. «У нас в Перми не найдешь свободных программистов, все нарасхват. Здесь дешевле держать штат, чем в Москве, при этом хорошая школа разработки и кадры», — рассуждает инвестор. Несмотря на то что RCML недавно открыла офис в Бостоне, Сутормин продолжает считать ее пермской компанией, а себя — пермяком.
Яхты вместо ракет. Почему наши миллионеры не вкладывают деньги в науку
После суборбитального полета британского миллиардера Ричарда Брэнсона глава «Роскосмоса» Дмитрий Рогозин призвал российских олигархов тратить деньги на развитие космических технологий, а не на «очередные яхты» и «ярмарку тщеславия».
Почему наши миллионеры не спешат вкладываться в развитие новых технологий, предпочитая ракетам дорогие машины? И как Россия потеряла своего Брэнсона — «Аргументы и факты» выяснили вместе с инженером космической отрасли, популяризатором космонавтики Александром ШАЕНКО.
Вопрос «зачем» — не стоит
Ольга Сальникова, SPB.AIF.RU: Александр Юрьевич, многих волнует вопрос: зачем вообще тратить деньги на космос, искать воду на Марсе, если на Земле столько нерешенных проблем и 12 миллионов россиян живут без водопровода.
Александр Шаенко: Космонавтика не ограничивается исследованием других планет. В ней есть отрасли, которые уже давно приносят прибыль и помогают решать многие проблемы на Земле.
В частности, это такие понятные и простые вещи, как спутниковая связь, навигация и съемка Земли. «Тарелка», прикрученная к избушке и позволяющая принимать телевизионные сигналы и получать интернет в российской глубинке, работает за счет космического спутника, который находится на высоте 36 000 км от поверхности Земли. Навигационные системы GPS, ГЛОНАСС, BeiDou, без которых мир уже не представляет своей жизни, обеспечение связи в любой точке планеты, включая Северный полюс, метеорологические прогнозы — все это космические технологии. Сегодня именно съемки из космоса помогают нам оценить масштабы природных катаклизмов, увидеть незаконную вырубку лесов или, например, перемещение военной техники противника. Все это трудно переоценить. Безусловно, есть космические отрасли, которые требуют вложения значительных средств, но пока прибыли не приносят. В первую очередь они касаются изучения Вселенной. Один из примеров — это российская обсерватория «Спектр-РГ» (запущена 13 июля 2019 года), которая должна ответить на главный вопрос — как проходила эволюция галактик. Это запуск роботов на Марс. Полученные данные позволят расширить наши знания о состоянии Солнечной системы и спрогнозировать возможные варианты эволюции Земли, например, при увеличении количества парниковых газов. Насколько вырастет температура нашей планеты, и к каким последствиям это может привести?
Кроме того, сегодня существует группа богатых людей, которые вкладывают свои деньги в развитие частной космонавтики, и для них вопрос «зачем» изучать космос вообще не стоит. Они думают лишь о том, как это сделать быстрее и эффективнее. Именно они сегодня двигатель космонавтики.
Не лучшая отрасль для инвестирования
— Почему российских представителей в этой группе нет? И даже «Е-мобиль» олигарха Михаила Прохорова, который он представил на Петербургском экономическом форуме в 2013 году, заглох навсегда.
— Сейчас у всех на слуху суборбитальные полеты миллиардеров Ричарда Брэнсона на корабле Unity и Джеффа Безоса на New Shephard. Однако до недавнего времени и в России была частная компания «КосмоКурс», которая планировала осуществлять суборбитальные полеты на высоту 200 км с космическими туристами на борту. Она была намерена самостоятельно создать ракету-носитель сверхлегкого класса, а также построить в Нижегородской области космодром. Инвестором выступил один из увлеченных космосом российских олигархов, который предпочел не афишировать свое участие (СМИ называли имя владельца Уральской горно-металлургической компании Искандера Махмудова. — Ред.). И это первый, и, видимо, единственный, российский миллиардер, инвестировавший в частный космический туризм. Однако весной этого года глава «КосмоКурса» Павел Пушкин объявил о закрытии компании, так как сложности (в том числе бюрократические), с которыми они столкнулись при реализации космических проектов, оказались непреодолимыми. Так Россия потеряла своего Брэнсона.
На сегодняшний день в нашей стране продолжают работать несколько «частников» — «Спутникс», Avant Space, Success Rockets, но они не ставят перед собой таких громких задач, как SpaceX Илона Маска и прочее. Космонавтика в России на данный момент — не лучшая отрасль для частного инвестирования. Государство по-прежнему держит монополию в космосе, не только не облегчая, но и усложняя жизнь частных компаний. Поэтому бóльшая часть интересных коммерческих проектов тонет на стадии подготовки производства. Кроме того, мало заинтересованных заказчиков на территории самой страны, а международный рынок для сбыта сейчас очень ограничен. Эти проблемы нужно решать как можно скорее, дав «зеленый свет» отечественным Маскам. Иначе в битве космических технологий мы окажемся проигравшей стороной.
Кстати
Многие шедевры в петербургских музеях появились благодаря меценатам. Так, российский предприниматель Владимир Потанин купил «Черный квадрат» Казимира Малевича за 1 млн долларов и подарил его Эрмитажу. А бизнесмен Владимир Кондратенко преподнес в дар ГМЗ «Петергоф» картину «Три философа» итальянского художника XVII века Бернардо Строцци. Петербургский же миллиардер Максим Левченко в этом году на свои деньги открыл Музей Бродского.
Надо подождать сто лет
Доктор экономических наук, профессор СПбГЭУ Николай Межевич: «Наш крупный частный капитал неохотно вкладывает деньги даже в приюты для животных, не говоря уже о космосе. И он абсолютно не готов к защите госинтересов и отстаиванию национальной чести ни на Земле, ни на других планетах. Да, многие восхищаются успехами Гагарина, но не хотят нести финансовое бремя, чтобы их повторить. Но лично я надеюсь, что ситуация преодолима — для этого нужно время. Первое поколение американских миллиардеров было точно таким же — им понадобилось 100 лет, чтобы насытиться крутыми «тачками и шмотками» и обратить свое внимание на науку и культуру. А нашему рынку лишь 30 лет от роду.
И методом эволюции, при определенной помощи со стороны государства, ситуация начнет меняться в лучшую сторону.
Мы уже это видим, заходя в Музей Фаберже, где российским миллиардером и меценатом Виктором Вексельбергом собрана крупнейшая коллекция знаменитого ювелира. Или на территорию Новой Голландии, ставшей новым культурным объектом в городе благодаря Роману Абрамовичу. Подвижки есть, просто их меньше, чем хотелось бы, исходя из потребностей общества».
Если инвестировать в космос бизнесмены не спешат, то государственно-частное партнерство в развитии городской инфраструктуры неплохо работает уже много лет. «АиФ» выбрал проекты, которые будут реализованы в ближайшее время.
- Реконструкция оранжерей Таврического сада. Проект предусматривает преобразование заброшенных исторических территорий в новое культурно-досуговое пространство. Инвестор: Фонд поддержки социальных инициатив «Газпрома». Стоимость проекта: 700 млн руб. Планируемый срок ввода в эксплуатацию: до 1.07.2025 г.
- Витебская развязка. Витебская развязка — первый этап Широтной магистрали скоростного движения (ШМСД), который включает строительство новой шестиполосной развязки длиной 2,6 км от ЗСД до Витебского проспекта. Ожидается, что пропускная способность составит до 70 тысяч автомобилей в сутки. Инвестор: ООО «Магистраль Северной столицы» (оператор ЗСД). Стоимость проекта: 39 млрд руб., включая подготовку территории (10 млрд будут выделены из федерального бюджета и 16,8 — из городского) Планируемый срок ввода в эксплуатацию: конец 2024 г.
- Строительство второй очереди аэропорта «Пулково». Сейчас «Пулково» — единственный аэропорт в стране, который успешно развивается на основе ГЧП, без участия бюджетных средств. Вскоре здесь планируется построить дополнительный терминал для обслуживания пассажиров, провести реконструкцию привокзальной площади и создать пешеходную зону. Инвестор: ООО «Воздушные ворота Северной столицы» (управляет аэропортом с 2010 г.). Стоимость проекта: более 40 млрд руб. Планируемый срок ввода в эксплуатацию: 2024 г.
- Реконструкция СКК «Петербургский». Новый спортивно-культурный комплекс с ледовой ареной. На прилегающей территории будет создан парк, где организуют спортивные поля с подогревом, фестивальные площадки, всевозможные мастерские и зеленые зоны. Инвестор: ООО «СКА — Арена». Стоимость проекта: предварительно 37 млрд руб. (10 млрд вложит город). Планируемый срок ввода в эксплуатацию: май 2023 г. (станет главной площадкой чемпионата мира по хоккею-2023).
- Скоростная трамвайная линия «Купчино» — Шушары — Славянка. Предполагается строительство выделенной линии скоростного трамвая протяженностью более 20 км с эстакадами и мостами, трамвайным депо и остановочными павильонами. Также будут закуплены 22 современных низкопольных трамвая. После введения линии от «Купчино» до Славянки можно будет доехать за 30 минут. Инвестор: ООО «БалтНедвижСервис». Стоимость проекта: 25 млрд руб. Планируемый срок ввода в эксплуатацию: конец 2024 г.
От редакции:
Хочется отметить, что традиции меценатства все же не утеряны. И пока одни справляют нужду в золотые унитазы, вторые тратят деньги на то, чтобы сделать жизнь других лучше. Так, наше издание активно сотрудничает и регулярно пишет об известных петербургских благотворителях Вячеславе Заренкове и Грачье Погосяне, благодаря которым появляются новые храмы, памятники, культурные объекты и т. д.
Почему вокруг службы аутсоринга скорой помощи в Перми бесконечные скандалы? Отвечает Евгений Фридман
Бизнесмен Евгений Фридман с 2008 года занимается аутсорсингом машин скорой помощи в Пермском крае и других городах России. За 11 лет вокруг его компаний скопилось немало слухов об уголовных преследованиях, негативных отзывов о содержании автомобилей и жалоб водителей. В беседе с Properm.ru предприниматель рассказал о сотрудничестве с властями, дал оценку конкурентам и поделился планами на будущее.
— Евгений Михайлович, поделюсь наблюдениями, которые сделал, просматривая публикации с вами. Во-первых, несмотря на то, что вы один из первопроходцев системы аутсорсинга, с вами почти нет интервью. Во-вторых, почти все информповоды, которые связаны с организацией перевозок 03, — негативные, а отвечая на вопросы, вы не признаете ошибки, которые были. В связи с этом вопрос, почему вы решили выйти сейчас в СМИ?
— Каждый человек проходит определенные этапы жизненного развития. Кто-то хочет быть депутатом, кто-то предпринимателем, министром, мэром, губернатором. Одни хотят пиариться, другие нет. В последнее время я занимал позицию — лучше дела, чем разговоры. Хотя, как часто говорят в шутку: если не сфотографировал и не выложил в Instagram еду — значит, не поел.
Тоже самое и в бизнесе. Если не рассказал об этом, значит, ничего не сделал. В контексте вашей подводки эту ошибку я готов признать, что мы системно не доводим информацию до людей. С другой стороны, тема, которая связана с аутсорсингом машин скорой помощи, является не рыночной с точки зрения B2C, когда мы продаем услугу населению. У нас услугу покупает государство на замену своих функций. А так как мы работаем с 2008 года, нас все знают, не только в Перми, но и в стране, необходимости в пиаре не было. Она отпала в определенный период. Мы решили, что нам не надо коммуницировать.
Отвечая на вопрос, зачем мы сейчас с вами общаемся. Подходит электоральный период, был период тендеров, конкурсов, а читая СМИ, паблики, социальные сети, видишь, что некоторые могут приукрасить информацию, преподнести по-другому. Появилось внутреннее желание рассказать обо всем, потому что нам скрывать нечего.
— Давайте тогда я попробую перевести. Рассказать обо всем вы решили после сообщений в социальных сетях, нагнетания обстановки вокруг вашей фирмы в телеграм-каналах. Так?
— Тогда вернемся в 2017 год, когда вы выиграли подряды на девять районов. Ваши конкуренты говорили, что больше не прибыльно заходить в конкурс. Вы заявляли, что возможна рентабельность на уровне 7–10%. Получается, что другие фирмы разучились работать? Почему они решили уйти?
— Во-первых, с самого первого дня существования мы вкладываем средства в IT-инфраструктуру нашей компании. Наш бизнес максимально оцифрован. По сути, мы не столько транспортная компания, сколько IT, которая научилась эффективно управлять транспортом. Мы знаем про автомобиль, который работает у нас, всё 24 часа в сутки: сколько он приносит денег, сколько расходуется топлива, в какое время, с какой скоростью водитель ездит, почему нарушает правила, где он нарушает их. Эта информация позволяет максимально быстро и четко принимать управленческие решения в режиме онлайн, а не спустя месяц после того, как ты увидел убыток.
Что касается конкурса, ситуация была такова. Всех участников и возможных участников (на тот момент мы в Перми не работали после конфликта с предыдущим руководством здравоохранения) пригласили на совещание в Минздрав, где было озвучено, что будет новый конкурс. Тогда были необходимы новые автомобили в регион, потому что более 60% машин у подрядчиков были старше 5 лет. В рамках того совещания прошлые подрядчики сказали: «Мы не будем заявляться, потому что нас конкурс не устраивает по каким-то экономическим причинам». Им надо было разово купить много новых автомобилей, так как это было обязательным условием. Видимо, исходя из других приоритетов, они были не готовы вкладывать деньги в этот момент.
Мы работаем не в одном регионе. Внутри регионов присутствия умеем перераспределять доходность. Например, в Перми сейчас упала до 3–5%, но в другом регионе она 10%. В среднем сложили, получилось 5–7,8%. Кроме того производители автомобилей дают нам хорошие скидки — продают на 10–20% дешевле, чем государству.
Второй момент очень важный. Когда городу со стороны наших коллег был поставлен ультиматум — или поднимайте цену или мы не заявимся — мы город без скорых оставить не могли.
— Насколько у вас на тот период был изношен штат автомобилей?
— У нас вообще не было машин в Перми, поэтому нам было чуть проще, не так обидно, как существующим подрядчикам, у которых пусть пятилетние, но машины были. Тогда купили 100 автомобилей.
— Одна из версий событий 2017 года, что аукцион был заточен под вас.
— Если мне хоть один расскажет, как заточить аукцион под нас, я готов заплатить ему гонорар в миллион рублей, чтобы потом мы всегда побеждали. 44 ФЗ очень жестко регламентирует закупку транспортных услуг. Вы можете открыть ИП в следующий аукцион, не имея вообще ничего: ни офиса, ни людей, просто умея правильно составить документацию, получив банковскую гарантию. Технической возможности заточить аукцион под какого-либо подрядчика, не важно, под нас, еще кого-то, нельзя.
На самом деле я никогда плохо не говорю о конкурентах, но у нас были истории в других регионах, когда такие же игроки, лоббировали проведение конкурса. Вот в конкурсах можно прописать критерии. Слухи о том, что мы коррумпированы я тоже слышал. Но тогда прошла проверка в ОБЭП, как вы видите, мы работаем.
— Еще одна версия касается неуплаты налогов. Эксперты и конкуренты говорили, что работать в плюс можно, но вы должны уходить от налогов, от пенсионных взносов, регистрировать для этого подставные лица. В частности упоминалась некая «Юнистрим групп».
— Давайте разложим эту историю на три. Мы сразу развеем (или не развеем) несколько слухов. Есть «Феникс-менеджмент» (с дефисом), есть «Феникс менеджмент» (без дефиса). Первая — про компанию «Феникс-менеджмент» — основная компания, которая была зарегистрирована в Перми, но уведена 2,5 года назад в Ульяновскую область во время конфликта с командой Басаргина и Ковтун (Виктор Басаргин — экс-губернатор, Ольга Ковтун — экс-министр здравоохранения) — на нас начали давить с разных сторон налоговые органы.
Мы каждый год пользовались льготой по ст. 149 Налогового Кодекса, которая говорит о том, что скорая медицинская помощь и все, что входит внутрь, в том числе перевозка больных транспортом освобождена от НДС…И хотя на протяжении четырех лет никаких претензий не было, после возникновения конфликта с Ольгой Петровной (Ковтун) к нам возникли вопросы. Учитывая, что в Ульяновской области у нас тоже были бизнес-интересы, мы решили перевести компанию в тот регион, где нам рады.
Когда мы переехали, налоговый орган был очень сильно возмущен процедурой. Нам долго писали письма в Ульяновск, просили налоговую поймать «этих преступников, наказать их». Ульяновская налоговая была вынуждена выдать нам акт на 3 млн рублей за определенный период.
Мы пошли в суд, где выиграли две инстанции, но на третьей, в Казани, по какой-то случайности было отменено первое и второе решение. Учитывая объемы, специфику бизнеса, мы все-таки определились, что у нас теперь в каждом регионе будет отдельное юридическое лицо. А в суде продолжим доказывать свою правоту.
Что касается банкротства. Когда накопилось много компаний, которые должны нам и которым должны мы приняли решение выделить отдельно юрлицо — «Феникс менеджемнт». До этого уведомили все стороны, пока один из кредиторов, поставщик газа решил, что ему это не нравится, и обратился к нам с иском. Ему отказали и сказали обращаться в ту компанию. Конкурсные управляющие выступили с идеей привлечь субсидиарно наш «Феникс».
Дело в том, что мы продали тот «Феникс» заинтересованным лицам, потому что у фирмы тоже был опыт конкурсных процедур. Новый директор должен был каким-то образом взыскать прошлые долги, рассчитаться по старым, дальше продолжать деятельность. Он не стал этого делать, бросил компанию. В результате мы как правопреемники вступили в процесс соучастия, но это никаким образом не является фактором, который может повлиять на жизнеспособность действующей компании.
Дальше история про ИП. Пять лет назад, были повышенные социальные взносы для малого бизнеса. Когда мы первый контракт подписывали с тарифом 275 рублей в час, сейчас тариф 330 рублей в час. Автомобили стоили 800 тыс.рублей, сейчас стоят 1,8–2 млн рублей. Газ стоил тогда 10 рублей, сейчас 25 рублей. Запчасти, колеса, страховки — все выросло в разы. Конечно, наша задача была максимально вовлекать водителей, чтобы они были заинтересованы в работе. Тогда переговорили с группой активистов, которые к нам пришли, о повышении зарплаты.
— Кто эта группа активистов?
— Бригадиры подстанции, грубо говоря. Мы предложили им один из вариантов: «43% ваших денег перечисляется на разные налоги, если вы будете как ИП с нами сотрудничать, эти 43% будут вам отдаваться. График работы и режим будет более свободным за счет того, что не будет ограничения на 24-часовую работу». Он может работать не 160, а 200 часов в месяц.
Смысл был в том, чтобы обеспечить достойной оплатой водителей. Сегодня он, работая 240 часов, получает 30 тыс рублей. Для Перми это вполне рыночная зарплата. В течение 3–4 лет 100% водителей перешли к такой системе. Вы знаете, что две подстанции с 1 декабря будет обслуживать «Кода групп»?
— Да, они фигурировала и в 2016 году.
— Только эта «Кода групп» принадлежит сейчас другим собственникам. Когда мы проводили совещание и представляли подрядчика водителям Мотовилихинской и Центральной подстанций сотрудник «Коды», видимо, после прочтения СМИ, озвучил мысль о сотрудничестве по трудовому договору. В результате все сказали: «Мы хотим работать как работали». Разговоры, о том, что мы уходим от налогов при создании ИП… Мы вообще ни от чего не уходим.
Кто-то говорил о том, что у ИП очень жесткие штрафы прописаны в договорах. Например, непристегнутый ремень — 1000 рублей, курит в автомобиле — 1000 рублей. Не вышел на линию, на смену, которая у тебя в графике стоит — 4000 рублей. Чтобы вы понимали, не выход автомобиля на линию больше одного часа — для нас штраф 1% от стоимости контракта — это 900 тыс. рублей. Поэтому я думаю, абсолютно справедливо, когда мы мотивируем людей.
Третья история, про подставные компании. Последние три года у нас все отношения с водителями на ИП. Почему на ИП перешли? Аутстафинг (выведение персонала за штат компании. При аутстаффинге персонал заключает трудовые договоры не с фирмой, являющейся фактическим работодателем, а с организацией-посредником, или аутстаффером) запретили.
Я 12 лет проповедую идею о том, что государство должно отдать на аутсорсинг все что может. Потому что государство не является эффективным собственником, это всем известно.
— Подытоживая. Сейчас все отношения с водителями у вас через ИП, нет своего штата водителей и про «Юнистрим групп» ничего не знаете?
— Я слышал о такой компании года три-четыре назад, но не более чем.
— Сколько задолженность у вашей компании?
— По налогам нет никакой задолженности.
— А перед контрагентами?
— Она текущая, постоянная. Мы должны в районе 20 млн рублей, нам должны примерно такие же суммы. Мы каждый день генерируем какие-то расходы: топливо, зарплаты, ремонт. Каждый день мы зарабатываем определенную сумму, потому что оказываем почасовую услугу.
Столичные пиарщики хотят обанкротить пермского предпринимателя Евгения Фридмана
— Вернемся к мысли о том, что все бы хорошо перевести на аутсорсинге по мере возможностей. В Минздраве предлагали передавать частникам не более 30%.
— Когда я говорю, что проповедую аутсорсинг, я имею в виду не только скорую помощь. Задача главного врача — организовать медицину. Там, где аутсорсинга нет, главный врач является держателем парка. У него есть заведующий гаража. Случилось ДТП или серьезная поломка, он каждую процедуру должен проводить через конкурсы, тендеры. В рамках этих процессов возникает момент, связанный с удорожанием.
Возвращаясь к вашему вопросу про 30%. Я эту позицию не слышал. Вообще федеральный Минздрав, сколько его не пытали, высказывает позицию по аутсорсингу очень скупо. Говорит, что региональная власть должна принимать решения самостоятельно. Сейчас политика меняется. Вы видите, что в решение проблем здравоохранения по первичному звену включился президент. Сегодня у 50–60% машин скорой помощи в России возраст старше пяти лет — это не автомобиль, его нельзя эксплуатировать, он больше будет стоять, чем ездить. Проблему надо решить или выделением денег в регионы или привлечением бизнеса в формате аутсорсинга.
— Недавно внесли поправки в бюджет на увеличение материальной базы. В качестве обоснования депутаты говорили об уменьшении числа машин на аутсорсинге. О вашей компании шла речь?
— В Пермском крае население 2 млн 610 тыс. людей. По нормативу на 10 тыс. человек должна быть одна бригада, то есть должен быть минимум 261 автомобиль. Учитывая, населенные пункты, где 3 тыс., 5 тыс., 7 тыс. человек, все равно нужна бригада. Итого — около 300. Плюс 10% резервного парка на случай ДТП, поломок — 330 автомобилей. Идея депутатов просто в том, чтобы купить некоторое количество машин. Это нужная инициатива. Мы со своей стороны полностью объем города Перми до конца 2021 года закрыли.
Скажу грубовато, но депутаты решили поймать хайп от этого шума и попиариться. Кто-то писал, что мы обанкротились, потом, что всех посадили. На этой волне почему бы не попиариться? Скоро же выборы, сказать: «Предприниматели уроды, а депутаты крутые — выделили деньги». Пройдет это поправка или нет? Два депутата предложили, это не значит, что все поддержат. На самом деле в здравоохранении есть очень много задач. Конкретно на службе скорой помощи в Пермском крае обеспечение врачами фельдшерами только 60%.
Мы особо не хотели реагировать на слухи, но ко мне пришли бригадиры со станции, говорят: «Почему нас тут с грязью стаптывают всех? Мы же работаем, делаем доброе дело, вы почему молчите».
— Разговоры об уголовных дела и обысках вас все равно регулярно окружают.
— Никаких уголовных дел в отношении меня, наших компаний не было возбуждено. Была прокурорская проверка по заявлениям СМИ — это обычные рабочие вопросы. Наша задача — предоставлять машины скорой помощи. Задача правоохранительных органов и контрольно-надзорных органов контролировать любые сообщения о возможных правонарушениях.
— Постоянные прокурорские ничего не нашли?
— Мне трудно ответить объективно вам на этот вопрос — у нас есть отдельный юридический блок, который взаимодействует с контрольно-надзорными органами. Я больше основатель компании, но думаю, если бы были грубые нарушения я бы об этом знал.
— Вы опять лукавите и уходите от ответа. Мы же и начали с того, что вы регулярно сглаживаете негатив. Я пытаюсь уточнить о нарушениях, не в рамках уголовного кодекса.
— Сейчас спрошу. Не хочу обидеть прокуроров (звонит). Валерий Анатольевич, по результатам прокурорских проверок не было вынесено со стороны прокуратуры ни предостережений, ни предписаний, ни иных документов для устранения выявленных недостатков?
Валерий Анатольевич: На моей памяти, ни разу такого не было. Три года точно.
— Спасибо, что позвонили. В 2016 году вас обвиняли в развязывании информационной войны. Началось это после событий февральской ночи. Зачем вы тогда позвали людей на митинг против Ольги Ковтун?
— Ситуация на тот момент развивалась очень бурно. Когда не выехали машины скорой помощи ООО «Эффективной системы здравоохранения» , Ковтун обратилась к главному врачу скорой помощи Глебу Таранову, сказала: «Пусть Фридман продолжает работать, мы с этим подрядчиком будем расторгать договор, отыгрывать новые тендеры». Мы остались — не можем ведь оставить город без скорой, хотя никаких договорных отношений уже не было.
Через 4–5 часов Ковтун снова звонит главному врачу и говорит: «Они готовы, пусть выезжают, убирайте Фридмана». Данная конструкция была неправильная. Вы понимаете, что если бы город остался на 3–4 часа без скорых, то снятие министра и губернатора произошло как раз в этот период. Мы по-партнерски с социальной ответственностью отнеслись к этому процессу. А к нам отнеслись очень нехорошо. При этом несоблюдения правил, введения системы здравоохранения в пике было системным. Мы просто попали под эту машину позже всех практически.
Учитываю мою на тот момент активную гражданскую позицию, вокруг объединились люди которые тоже связаны со здравоохранением, в том числе действующие медики. В условиях затыкания всем ртов появился рот, который не боялся ничего вещать. Родные, близкие, друзья, говорили, что я зря это делаю и правду не найду. Я говорил, что буду все равно пытаться.
«Ковтун — научный сотрудник, а нам нужен практик». Пермяки вышли на митинг против развала медицины
Мы не звонили ни КПРФ, ни Справедливой России, другим партиям. Просто сказали, что они могут прийти, но без незаконных призывов. Получилось, что мы выступили, с одной стороны, организаторами, с другой стороны, катализаторами. Это был некий эмоциональный порыв меня не как коммерсанта и предпринимателя, а как пермяка.
— Когда в Ольга Ковтун ушла, какие были ваши эмоции на этот счет?
— Не было самолюбования. Просто хотелось адекватного руководителя Минздрава — назначили Вадима Плотникова. Он, как минимум, пермяк, не временный человек. Ему потом смотреть своим родственникам в глаза, что с медициной происходит. А не так, что заходит Ольга Петровна и отдает подряды, контракты своим друзьям из Екатеринбурга.
Who is доктор Камкин? Кто помогает бывшему главврачу возвращаться?
— Следующим министром после Плотникова стал Дмитрий Матвеев. Вы с ним работали в Кировской области. Примерно в это же время начался процесс объединения подстанций скорой помощи, который возглавил Евгений Камкин. С ним вы тоже работаете с конца «нулевых». Существует версия, что именно вы в конечном итоге продавливали идею объединения скорой помощи Перми и Пермского района. Для вас же это было выгодно.
— Мы с Евгением Валерьевичем знакомы с 2007 года. Это ни для кого не секрет. У нас хорошие человеческие отношения. Что касается Дмитрия Александровича, я недавно с кем-то общался, меня спрашивали мнение о разных управленцах здравоохранения. Я всегда говорил, что Матвеев — один из лучших менеджеров здравоохранения России. Если сейчас спросить людей из медицины Перми, наверное, из общего потока будет кто-то за, кто-то против, но я уверен, что 70% ничего плохого про него не скажут.
Мы с Дмитрием Александровичем, действительно, познакомились в Кирове, потому что он курировал здравоохранение. Слухи, что он приехал в Пермь, потому что я попросил — это бред высшей степени. Это просто совпадение. Мы с вами уже затрагивали кадровый дефицит по врачам. Кадровый дефицит по менеджерам еще хуже. Это катастрофа №1. Раньше, чтобы стать замом министра или министром, главным врачом, люди готовы были платить деньги, то сейчас палкой не загонишь.
Нас привязывают к Зубареву, Матвееву, Камкину. Но мы самостоятельная коммерческая структура, мы работаем в интересах Пермского края. Еще когда министром был Плотников, нас естественно спрашивали об участии в проекте объединения. Мы подтверждали. Но мы восемь месяцев не работали в Перми и наши конкуренты надеялись, что мы потеряли хватку, поэтому к тем процессам не подключались.
Возвращаясь к Камкину и централизации службы скорой помощи. Абсолютный бред про лоббирование с нашей стороны этой истории. Я человек любознательный и, конечно, погрузился в систему организации службы достаточно глубоко. Считаю себя нормальным экспертом в системе здравоохранения с точки зрения скорой, неотложной помощи.
Последний вопрос — вопрос стандартизации. Если вы приедете сейчас в деревню «Кукуево», откроете автомобиль скорой помощи, ничего кроме раздолбанного ящичка, в котором половины препаратов нет, вы не увидите. Когда скорая помощь принадлежит ЦРБ или больнице, ее финансируют по остаточному принципу. Для главного врача важно, чтобы пациенты в отделении не жаловались. А скорая… Нет машины, чтобы дрова отвезти — давай на скорую загрузим.
Камкин, которого не все любят, — педант и перфекционист. Для него не дай бог что-то будет не по стандарту. Я понимаю, что, присоединив к себе подстанции (интервью было записано до назначения Камкина на пост замминистра здравоохранения — Properm.ru), он приведет в тот же стандарт, в тот же норматив, в котором у него работали все пермские бригады. Теперь не важно, где находится его бригада: в Юго-Камске или на центральной подстанции у рынка — они будут одинаково оснащены. Возможно, это произойдет не мгновенно, но когда депутаты говорят: «Давайте купим машины», они не закладывают оборудование, которое тоже изнашивается. Если вдруг у меня спросили, куда надо вкладывать деньги, я бы посоветовал вкладывать в медицинское оборудование и людей.
— Как раз о вложении средств. Еще в 2017 году в Ульяновске и Перми анонсировалось начало строительства Emergency (Emergency — это специализированная многопрофильная клиника, вся работа которой построена на оказании экстренной и неотложной помощи). В Ульяновске сроки перенесли на 2021 год, а в Перми совсем о проекте больше не говорили.
— В Перми мы не дошли до стадии подписания документов. С одной стороны, это было связано с постоянной сменой команд в здравоохранении — каждый раз приходилось говорить: «Дайте нам потратить 1 млрд рублей вместе с инвест-фондами», но дальше разговоров не уходило. Мы решили сконцентрироваться на Ульяновском проекте, его запустить и реализовать, после этого двигаться на других территориях, в том числе, в Пермском крае.
— При Решетникове не презентовали?
— Его команде нет. Не видели большой заинтересованности, решили, что пока возьмем паузу. Проект хорошо звучит, он очень нужен. Мы хотели реализовывать на территории «четверки» — она находится на стыке северной части Перми, где открыты «ворота» на Добрянку и Полазну. Главный врач Андрей Ронзин до сих пор не потерял интерес, но необходимы сложные математические расчеты. Завязаны в этом проекте множество стейкхолдеров: Минздрав, фонд ОМС, больница, мы. В рамках этих процессов не хватило, может, с нашей стороны убеждения. Человеческие ресурсы ограничены не только в государственной системе, но и у предпринимателей. Мы не можем 24 часа в сутки посвящать себя этому — сделали пару походов к снаряду, но решили подождать.
— Постоянные жалобы водителей, разговоры о плохом обслуживании транспорта, скандалы, прокурорские проверки сопровождают вас на протяжении всего периода работы. Почему так происходит?
— Во-первых, я не пятитысячная купюра, чтобы всем нравится. Во-вторых, коллектив большой. Только в Перми работают больше 300 человек. Конечно есть 5–10% людей, которые не всегда довольны, шушукаются, бубнят. Идеальным для всех не будешь.
Можете со мной, без меня приехать на подстанцию, позвонить, сказать: «Я приехал. Можно я посмотрю состояние машины?» Без проблем. У нас на все автомобили действует сервисный контракт на безлимитный ремонт. Мотив сэкономить деньги на ремонте у нас пропал. Состояние автомобилей лучше, чем сейчас, у нас никогда не было вообще.
Понимаете, считать деньги в чужом кармане некрасиво, но очень интересно. Когда заходишь на сайт госзакупок или читаешь «Фридман выиграл контракт на 500 млн рублей», кажется: а где я был в это время, почему я не выиграл этот контракт? Люди считают: «Он выиграл 500 млн рублей. Сто машин стоят 200 млн рублей, получается 300 млн рублей он заработал. 100 млн он отдал одному, 100 млн отдал другому, 100 себе забрал. Живет и балдеет». По Пермскому контракту в лучшем случае остается 5%. Но неинтерсено считать и вдаваться в подробности. Интересно обсудить на кухне, что опять коррупция, опять пилят деньги.
— Вы сейчас живете в Москве. Как оцениваете уровень скорой помощи там? Что бы переняли в свой бизнес?
— Одна из лучших в России и мире. Все максимально централизовано все. Там еще глубже отстроена система IT, к скорой помощи присоединена неотложная помощь, сейчас она находится у нас в поликлиниках. Ее надо точно присоединять в скорую помощь, потому что должно быть единоначалие. Для пациента без разницы — ему плохо, ему надо, чтобы оказали помощь. Он не должен думать, звонить ему в неотложку или скорую, он должен знать один номер телефона, а профессионалы должны определить. Это можно сделать только когда есть один начальник.
Мы приглашали специалистов Москвы сюда в Пермь, они проводили здесь мастер-классы, аудиты, рассказывали, делились опытом. Это наша дополнительная миссия, когда мы за свой счет организуем в регионах такие сессии, мастер-классы для обмена опытом между управленцами в системе здравоохранения в системе скорой помощи.
Источник https://www.rbc.ru/technology_and_media/07/09/2018/5b880a8a9a7947eeb4079042
Источник https://spb.aif.ru/society/rakety_vmesto_yaht_pochemu_nashi_millionery_vkladyvayut_v_roskosh_a_ne_nauku
Источник https://properm.ru/news/business/177344/